Иоанна 8:16
Я не один.
Пришло мне вот такое странное и чудесное письмо от Светланы Горской из Минска, с единственным вопросом: был ли Иисус одинок? Что ответить? Расскажу об эпизоде, случившемся в моей скромной жизни.
Когда-то мне захотелось узнать ночной Чикаго через призму работы полицейских.
В общем, я попросил разрешение у шефа полиции и в результате продежурил всю ночь в полицейской машине с двумя напарниками: ирландцем Гарри и итальянцем Тони. Естественно, оба полисмена — американцы, но вот таких корней. Надо сказать, что ирландцы традиционно составляют большинство в американской полиции и в пожарных командах.
Короче, в ту ночь мы ловили продавцов наркотиками, а потом утихомирили разборку в ночном баре “Сиреневая лиса”, хотя, по правде, сиреневого там было мало, в основном — черное: и посетители, и обстановка. А еще приезжали по срочному вызову в пуэрториканскую семью, где выясняли отношения супруги. Мы почему-то думали: придется помогать жене, а в помощи, оказывается, нуждался муж. Потом помчались по сигналу тревоги в продовольственный магазин, который грабили подростки. Тут уж и пули пару раз просвистели.
Надо сказать, полицейские в начале поездки шутили, что мне, мол, по призванию, следует утешать преступников в тюрьме, а не ловить их. Но вскоре, в калейдоскопе событий, шутки сами собой иссякли,— времени для них уже не оставалось. Да и я, хоть и не ловил никого и оружие в руках не держал, но в машине не отсиживался, а следовал повсюду за моими новыми знакомцами.
Многое можно рассказать о ночной жизни огромного города. Но больше всего меня поразила молчаливая, одинокая затравленность в глазах у каждого арестованного. Такую звериную затравленность я видел и в России — в женской тюрьме под Можайском, и в Егорьевской подростковой колонии, что под Москвой. Это выражение глаз не требует слов. Взгляды, как тяжелые капли свинца, врезаются в вашу душу. Вспоминаю слова из какой-то старой песни: “Мы бредем по дороге жизни под грустную музыку. Откуда эта музыка? Она не из магнитофона, не с диска. Мы идем по дороге под одинокую музыку наших сердец”.
Но вернемся в ночной Чикаго. В тот раз меня особо поразил не эпизод со стрельбой. “Моих” дежурных вызвали остановить от самоубийства старика, прикованного болезнью к коляске и порывавшегося выброситься с балкона, из своей квартиры на одиннадцатом этаже. Мы долго уговаривали его не торопиться сводить счеты с жизнью. Тут вот и для меня оказалась работа.
В конце концов, старик открыл нам дверь. Это был бледный человек, с затуманенным взглядом, наверное, некогда красивых черных глаз. Он сказал мне: “Зачем вы меня уговорили остановиться? Я ведь никому в этой жизни не нужен. Дети разъехались, жена умерла. Мне жить не в радость!” — почти прокричал он в конце.
И тогда я начал ему рассказывать о Христе. Каким Он был одиноким среди людей. Одиноким среди друзей и близких. Одиноким среди всех. Это Он, в минуты ожидания мучительной смерти, воскликнул: “Душа моя скорбит смертельно!”. Это Он, оставшись один, просил у Бога Отца пронести чашу страдания и страшного одиночества мимо Него. Потому что Он знал, что остается один, без друзей и на время без Отца. Но Он, Сын Божий, потом сказал Отцу: “Впрочем не Моя воля, но Твоя да будет”.